Проворство рук Надежда Тэффи Книга Надежды Александровны Тэффи (1872-1952) дает читателю возможность более полно познакомиться с ранним творчеством писательницы, которую по праву называли "изящнейшей жемчужиной русского культурного юмора". Надежда Тэффи Проворство рук На дверях маленького деревянного балаганчика, в котором по воскресеньям танцевала и разыгрывала благотворительные спектакли местная молодежь, красовалась длинная красная афиша: «Специально проездом, по желанию публики, сеанс грандиознейшего факира из черной и белой магии. Поразительнейшие фокусы, как-то: сожигательство платка на глазах, добывание серебряного рубля из носа почтеннейшей публики и прочее вопреки природе». Из бокового окошечка выглядывала печальная голова и продавала билеты. Дождь шел с утра. Деревья сада вокруг балаганчика намокли, разбухли, обливались серым мелким дождиком покорно, не отряхиваясь. У самого входа пузырилась и булькала большая лужа. Билетов было продано только на три рубля. Стало темнеть. Печальная голова вздохнула, скрылась, и из дверей вылез маленький облезлый господин неопределенного возраста. Придерживая двумя руками пальто у ворота, он задрал голову и оглядел небо со всех сторон. – Ни одной дыры! Все серое! В Тимашеве прогар, в Щиграх прогар, в Дмитриеве прогар… В Обояни прогар, в Курске прогар… А где не прогар? Где, я спрашиваю, не прогар? Судье почетный билет послал, голове послал, господину исправнику… всем послал. Пойду лампы заправлять. Он бросил взгляд на афишу и оторваться не мог. – Чего им еще надо? Нарыв в голове или что? К восьми часам стали собираться. На почетные места или никто не приходил, или посылали прислугу. На стоячие места пришли какие-то пьяные и стали сразу грозить, что потребуют деньги обратно. К половине десятого выяснилось, что больше никто не придет. А те, которые сидели, все так громко и определенно ругались, что оттягивать дольше становилось опасным. Фокусник напялил длинный сюртук, с каждой гастролью становившийся все шире, вздохнул, перекрестился, взял коробку с таинственными принадлежностями и вышел на сцену. Несколько секунд он стоял молча и думал: «Сбор четыре рубля, керосин шесть гривен, – это еще ничего, а помещение восемь рублей, так это уже чего! Головин сын на почетном месте – пусть себе. Но как я уеду и что буду кушать, это я вас спрашиваю. И почему пусто? Я бы сам валил толпой на такую программу». – Брраво! – заорал один из пьяных. Фокусник очнулся. Зажег на столе свечку и сказал: – Уважаемая публика! Позволю предпослать вам предисловием. То, что вы увидите здесь, не есть что-либо чудесное или колдовство, что противно нашей православной религии и даже запрещено полицией. Этого на свете даже совсем не бывает. Нет! Далеко не так! То, что вы увидите здесь, есть не что иное, как ловкость и проворство рук. Даю вам честное слово, что никакого таинственного колдовства здесь не будет. Сейчас вы увидите необычайное появление крутого яйца в совершенно пустом платке. Он порылся в коробке и вынул свернутый в комочек пестрый платок. Руки у него слегка тряслись. – Извольте убедиться сами, что платок совершенно пуст. Вот я его вытряхаю. Он вытряхнул платок и растянул руками. «С утра одна булочка в копейку и чай без сахара, – думал он. – А завтра что?» – Можете убедиться, – повторял он, – что никакого яйца здесь нет. Публика зашевелилась, зашепталась. Кто-то фыркнул. И вдруг один из пьяных загудел: – Вре-ешь! Вот яйцо. – Где? Что? – растерялся фокусник. – А к платку на веревочке привязал. – С той стороны, – закричали голоса. – На свечке просвечивает. Смущенный фокусник перевернул платок. Действительно, на шнурке висело яйцо. – Эх ты! – заговорил кто-то уже дружелюбно. – Тебе за свечку зайти, вот и незаметно бы было. А ты, вперед залез! Так, братец, нельзя. Фокусник был бледен и криво улыбался. – Это действительно, – говорил он. – Я, впрочем, предупреждал, что это не колдовство, а исключительно проворство рук. Извините, господа… – голос у него задрожал и пресекся. – Ладно! Ладно! – Нечего тут! – Валяй дальше! – Теперь приступим к следующему поразительному явлению, которое покажется вам еще удивительнее. Пусть кто-нибудь из почтеннейшей публики одолжит свой носовой платок. Публика стеснялась. Многие уже вынули было, но, посмотрев внимательно, поспешили запрятать в карман. Тогда фокусник подошел к головиному сыну и протянул свою дрожащую руку. – Я мог бы, конечно, и свой платок, так как это совершенно безопасно, но вы можете подумать, что я чтоо-нибудь подменил. Головин сын дал свой платок, и фокусник развернул его, встряхнул и растянул. – Прошу убедиться! Совершенно целый платок. Головин сын гордо смотрел на публику. – Теперь глядите. Этот платок стал волшебным. Вот я свертываю его трубочкой, вот подношу к свечке и зажигаю. Горит. Отгорел весь угол. Видите? Публика вытягивала шею. – Верно! – кричал пьяный. – Паленым пахнет. – А теперь я сосчитаю до трех и – платок будет опять цельным. – Раз! Два! Три!! Извольте посмотреть! Он гордо и ловко расправил платок. – А-ах! – А-ах! – ахнула и публика. Посреди платка зияла огромная паленая дыра. – Однако! – сказал Головин сын и засопел носом. Фокусник прижал платок к груди и вдруг заплакал. – Господа! Почтеннейшая пу… Сбору никакого!… Дождь с утра… не ел… не ел – на булку копейка! – Да ведь мы ничего! Бог с тобой! – кричала публика. – Рази мы звери! Господь с тобой. Но фокусник всхлипывал и вытирал нос волшебным платком. – Четыре рубля сбору… помещенье – восемь руб-лей… во-о-о-осемь… во-о-о-о… Какая-то баба всхлипнула. – Да полно тебе! О, Господи! Душу выворотил! – кричали кругом. В дверь просунулась голова в клеенчатом капюшоне. – Эт-то что? Расходитесь по домам! Все и без того встали. Вышли. Захлюпали по лужам, молчали, вздыхали. – А что я вам скажу, братцы, – вдруг ясно и звонко сказал один из пьяных. Все даже приостановились. – А что я вам скажу! Ведь подлец народ нонеча пошел. Он с тебя деньги сдерет, он у тебя и душу выворотит. А? – Вздуть! – ухнул кто-то во мгле. – Именно что вздуть. Айда! Кто с нами? Раз, два… Ну, марш! Безо всякой совести народ… Я тоже деньги платил некрадены… Ну, мы ж те покажем! Жжива.